— Так мне сообщил анонимный доброжелатель, Рене.
— И кроме того, невозможно будет установить, кому предназначался ящик или кто был отправителем?
— Совершенно верно.
— И вы говорите, что было бы неплохо, если бы во время этого открытия присутствовал журналист, который предал бы случившееся огласке?
— Да.
— Но это спугнет виновных в похищении, и они тогда и не подумают постараться получить ящик…
— Я вполне отдаю себе в этом отчет, — отозвался Tap-ранг. — Я понимаю, что это огорчит наших друзей-полицейских, но зато бесценный Ватто снова вернется к законному владельцу. Итак, вы сможете устроить все соответствующим образом?
Вобуа вздохнул.
— Господи, сколько от вас мороки, Таррант, — сказал он самым учтивым тоном. — Мне гораздо труднее найти водителя и грузчика для этого грузовика, чем организовать взлом сейфа в посольстве или похищение портфеля посла.
— Я знаю, Рене, я знаю, — рассмеялся Таррант. — Вы правы. Самое трудное — это подобные мелочи. Но все же вы сумеете все организовать?
Вобуа завершил эскиз обнаженной женской фигурки.
— Суметь-то сумею, и сделаю так, что все почести достанутся полиции. Но тем не менее от вас очень много мороки.
— Чрезвычайно вам признателен, — сказал Таррант. Так оно и было. Они всегда оказывали друг другу содействие, когда это только было возможно. Когда же политические ветры начинали дуть в другом направлении и партнеры вдруг на время превращались в антагонистов, они начинали воевать друг против друга в своем странном тайном мире без снисхождения, но не теряя при этом взаимного уважения.
Вобуа добавил голой девице пояс целомудрия и с неприязнью посмотрел на свой рисунок.
— Зачем она это делает, Джеральд? — спросил он. — Сначала этот жуткий проигрыш в Бейруте. Потом похищение, которое вовсе не является похищением. Никак не могу увидеть в этом смысла.
— Лучше не ломайте голову понапрасну, Рене, — посоветовал Таррант. — Как только смогу, я все вам растолкую.
— Отлично. Но позвольте спросить, Джеральд, что вы сами думаете? Она проверяет вашу гипотезу?
Последовало короткое молчание, потом Таррант ответил:
— Я думаю… да.
— Если Модести Блейз играет в вашей команде, надо полагать, намечается что-то большое?
— Я могу и ошибаться, Рене.
— Но если вы не ошибаетесь?
— Тогда затевается нечто серьезное. Голубь улетел. Вобуа с легкой грустью посмотрел ему вслед и сказал:
— А знаете, я никогда с ней не виделся. Я бы хотел когда-нибудь познакомиться с этой самой Блейз.
— Она не раз говорила о вас. С восхищением. Я попытаюсь это устроить. Она будет только рада.
— Буду ждать встречи с нетерпением. Если, конечно, вы до этого не угробите ее, Джеральд. — Вобуа произнес фразу непринужденно, но очень рассердился на себя, когда услышал, с каким напряжением прозвучал ответ абонента:
— Да, Рене, если я до этого ее не угроблю.
— Мои поздравления, — сказал Майк Дельгадо.
Он вытянулся на кровати, накрывшись простыней и смотрел на Модести Блейз. Она все еще спала. Она лежала на животе, повернув голову в его сторону. Тело ее было расслаблено, дыхание ровное, лицо умиротворенное, юное, уязвимое.
Окна спальни были распахнуты настежь. Первые косые лучи солнца, пробившись сквозь закрытые ставни, раскрасили золотыми полосами загорелую спину Модести и простыню, закрывавшую ее от талии и ниже.
Вилла стояла на холме. За ней начинались заросли эвкалиптов, карликовой сосны и джакаранды. Ниже по берегу Тагуса проходило шоссе между Историлом и Каскаисом.
Дельгадо приложил палец к кончику носа Модести, чуть нажал и повторил:
— Поздравляю.
Она поморщилась, убрала голову, потом, уже просыпаясь, открыла глаза и что-то промычала.
— Я просто сказал «поздравляю», — пояснил Майк. Она перевернулась на спину и потянулась, словно кошка, отбросив при этом простыню. Потом приподняла голову и с интересом посмотрела на собственное тело со словами:
— Надо же, я вся в золотых полосках.
— Очень привлекательно. — Майк перевернулся в ее сторону, оперся на локоть и стал водить кончиками пальцев по золотой полоске. Модести уже окончательно проснулась и весело следила за манипуляциями Дельгадо.
Его пальцы скользнули по ее животу и двинулись к внутренней стороне бедра, где полоса исчезала.
— Прямо как в детской игре-головоломке, — заметил Майк. — Мистер Банни пытается отыскать дорогу в свой домик. Это непросто. Ну, дети, можете помочь ему?
Майк провел пальцем еще по одной полоске, и его рука оказалась на внешней стороне бедра.
— Мистер Банни заблудился, — заметила Модести.
— Мистер Банни имеет основания считать, что головоломка подделана. Ну-ка, придвинься на четыре дюйма.
— Это будет жульничество.
— Мистер Банни, черт бы его побрал, обожает жульничать.
— Знаю. — Модести взяла его руку и положила себе на грудь. — А который час?
— Часы у меня на руке.
Модести повернула его запястье и провозгласила:
— Пять минут десятого.
— Это имеет какое-то значение?
— Нет, просто у меня сегодня встреча с Вилли. Нам надо кое-что обсудить.
— Это насчет Ватто?
— Какого Ватто? — спросила Модести, и ее брови поползли вверх.
— Старика Ватто, один шедевр которого на днях как в воду канул. Кто покупатель, радость моя?
— Мистеру Банни не следует совать свой розовый носик в чужие дела, — нравоучительно заметила Модести.
— По-моему, ты мне уже советовала это раньше, — усмехнулся Дельгадо.
— Вот и отлично, Майк. — Она говорила без признаков раздражения. — И вообще лучше об этом помолчать.
— Ладно. Я просто хочу сказать, что мне это доставило удовольствие. Мне совершенно не хотелось бы видеть тебя разоренной. И ты правильно сделала, что выбрала Лиссабон. Можешь продавать товар за золото, тут в этом смысле никаких ограничений. Вилли доволен?
— Он, по-моему, в последние дни находится в хорошем настроении. Ему тоже не нравилось видеть меня без гроша.
— Могу себе представить.
Модести чуть насупилась, словно пытаясь воскресить в памяти какой-то эпизод, затем спросила:
— Что ты мне говорил, когда я только просыпалась?
— Я пытался выразить тебе мое удовольствие. Передать поздравления.
— Ты опять насчет Ватто?
— Нет, это просто поздравления. От меня тебе. Лично.
— По поводу чего?
— По поводу того, что ты многому научилась. Для меня эта ночь стала просто незабываемым переживанием.
Модести откинулась на подушку. Лицо ее было умиротворенным. Майк наклонился над ней, глядя на нее с явным любопытством, и, когда он снова заговорил, ирландский акцент звучал особенно отчетливо.
— Прошло пять лет. Даже тогда ты неплохо умела дарить себя. В тебе было пламя. Но теперь это длинная-длинная радостная песнь.
Модести тихо перебила его:
— Жизнь так и не научила тебя, когда надо говорить, а когда молчать, зеленоглазый ирландец? Он удивленно уставился на Модести.
— Думаешь, я слишком разболтался? Несу чушь?
— Ну, почему же чушь?
— А в чем дело?
Она пристально посмотрела на него, потом подняла руки и обняла его за шею.
— Просто слова порой должны уступать место делам… — пробормотала Модести.
Снова их тела слились, и золотые полосы солнечного света начали свой причудливый танец, создавая все новые и новые прихотливые узоры…
В десять часов Модести вышла из ванной, завязывая пояс желтого халата. В открытую дверь гостиной она видела спину Майка. Он был в голубых спортивных брюках и рубашке «матлот». Он стоял у столика, накрытого к завтраку, и просматривал газету.
— Через пять минут я оденусь и выйду, — весело крикнула ему Модести.
Она уже направлялась к спальне, когда Майк вдруг сказал:
«Погоди». Голос его прозвучал как-то странно. Она повернулась и подошла к нему. Он молча протянул ей газету. Она так же молча стала просматривать страницу.
Газета называлась «Ль’Аурор». На первой странице огромными буквами чернел заголовок: «ОБНАРУЖЕН ПРОПАВШИЙ ВАТТО». Модести стала читать первые абзацы, набранные крупным шрифтом.
— Этот чертов ящик выпал из грузовика и открылся, — сказал Майк. — В нем были какие-то гипсовые статуэтки.
Некоторые из них разбились. В одной оказался спрятан холст.
Дельгадо наблюдал, как Модести реагирует на этот удар. Лицо ее не побледнело, но зато странно окаменело. Наконец она протянула ему газету и пошла в спальню. Он двинулся следом. Она сидела на кровати, сунув руки в карманы халата и смотрела в окно, ставни которого теперь были распахнуты.
— Они могут проследить, куда ведут нити? — спросил Дельгадо.
— Нет. Ни назад, ни вперед. Если бы пресса не устроила трезвон, они могли бы доставить груз в Лиссабон и там уже проверить, кто пожелает его получить. Но теперь этот номер не пройдет. Мне надо сказать журналистам спасибо.
